Юногвардейцы [сборник 1973, худ. Л. Гритчин] - Андрей Дмитриевич Жариков

Павлик и сам понял, что поступил неправильно, и уже в дальнейшем действовал как настоящий партизан — осторожно, обдуманно и смело.

Люди, которые ехали на дрезине, распустили в окрестностях слух, будто в лесу действует отряд каких-то мальчишек и командует им худенький, высокий парнишка, по имени Чапай. Они клялись, что собственными глазами видели не только самого Чапая, а даже как его отряд пустил под откос немецкий эшелон с солдатами и боевой техникой. Такие новости разлетаются быстро. А любители приврать дополняли небылицами рассказ путевых мастеров о юном Чапае, который взрывает мосты и пускает под откос поезда с войсками и боевой техникой гитлеровцев.

В отряде Павлика сначала в шутку, а потом и всерьез прозвали Чапаем. Мальчишке нравилось это прозвище, но его надо было еще оправдать в бою.

В дозоре

В безмолвной, тоскливой тишине медленно падают кленовые листья. Покружившись, они нехотя ложатся на землю и на спящего под шинелью Крысина. На этот раз вместе с ним в дозоре Слава. Крысин предупредил: «Смотри за лугом, в случае чего — буди». Но будить незачем. Все словно замерло.

И хотя партизаны все время уходят на задание, возвращаются с трофеями, где-то бьют фашистов, на базе по-прежнему тихо. Можно подумать, что люди сбежались в лес и томятся от безделья. Есть в отряде целые семьи партизан, а бедные Слава и Павлик даже не знают, где теперь их родители. Еще не было такого дня, чтобы ребята не вспоминали своих матерей и отцов, а Слава еще и маленькую сестренку. Где они? Что с ними?

Все хорошее осталось на границе. Вспоминал Слава, как ездил на автобусе в школу, первый пионерский лагерь, как карасей ловил в пруду. В войну играли. На чердаке поликлиники, в которой работал Славин отец, был штаб ЮП — юных пограничников. Теперь не надо играть в бой. Теперь идет настоящая, страшная, совсем не похожая на ребячью веселую игру война. И хотя в дозоре пока тихо, Слава знает: где-то партизаны выполняют боевое задание. Да и здесь в любую минуту может появиться враг.

А вчера принесли в лагерь убитого бойца. Слава никогда не видел его, но было очень жаль партизана. Хоронили его в лесу, на берегу реки.

Ночью ушел с разведчиками Павлик. Может, опять на целую неделю. Возвратится, как всегда, ободранный, грязный и голодный, но сияющий от радости. И непременно принесет немецкие автоматы, мины или гранаты. Завидует Слава Павке — Чапаю.

После того как Павлик впервые сходил на задание, а потом угнал со двора полицая рысака, серого, с черными кругами на ногах, да прискакал на рассвете в отряд, командир так и сказал: «Ну, теперь ты настоящий Чапай!» Чапаю кто-то подарил черную кубанку с красной ленточкой, у него есть немецкий пистолет, тот самый, который взяли у летчика. А Славе пока не доверяют оружие, мал еще. Только посылают в дозор вести наблюдение на дальних подступах к отряду. Задача предельно простая: заметив приближение подозрительных людей или вооруженных немцев, нужно немедленно бежать в отряд и доложить дежурному. Но какие могут быть немцы или подозрительные люди в такой, глуши. Лес осенний всецело принадлежал партизанам.

Слава не любит ходить в дозор с Крысиным. Скучный он и грубый. Уляжется на сухие листья и спит. А мальчишка — смотри в оба. Проснется, глянет покрасневшими глазами, спросит сердито: «Ну как?» — и опять спать. «Я начальник над тобой, могу и подремать, а ты наблюдай». Будто все начальники только то и делают, что командуют да спят.

Вдруг на лугу появился заяц. Присел, пошевелил длинными ушами и шарахнулся в кусты. Вскоре на опушке леса показался человек. Он шел к стогу сена, припадая на одну ногу. «Будить или не будить Крысина? — подумал Слава и решил: — Если человек повернет от стога к лесу, тогда нужно доложить Крысину, а если это грибник или просто прохожий, то пусть себе шагает».

Человек потрогал рукой сено, понюхал и зашагал к опушке, приближаясь к дереву, на котором притаился Слава. Он был в длинном черном пиджаке и в шапке, хотя еще не очень холодно.

— Товарищ Крысин! — позвал шепотом Слава. — Докладываю: идет подозрительный тип! Проснитесь!

Крысин вскочил, крякнул, как разбуженный медведь, бросился к дереву, схватив винтовку.

— Не шевелись ты, черт! Дерево шатается, — зло прошипел он.

— Я не шевелюсь. — Слава затаил дыхание.

Когда человек подошел ближе, Крысин вышел из-за дерева и гаркнул:

— Куда? Стой!

Человек вздрогнул, остановился, оторопев. Потом заулыбался:

— Ой, Тимофей! Вот не ожидал. Откуда ты здесь, Тимоха?

— Неважно… А ты куда тащишься, Семен?

— Да так, никуда. Дубок для сарая хочу поискать. — Семен достал кисет, стал свертывать цигарку. Руки его дрожали. — А в селе сказывали, тебя убили.

— Бывал в переплете… — будто нехотя похвастался Крысин.

Наступило молчание. Затем Семен посмотрел по сторонам и спросил тихо:

Ты что ж, в разведке али дезертирствуешь?

— А тебе не все одно? Дай закурить!

— Кури, самосаду полный кисет, — сказал Семен. — А все же, как погляжу, ты не из тех, кто прячется в лесу. В форме, а звездочку с фуражки зачем-то снял.

— Да так… А ты чего же не смотался? В колхозе-то активистом был. — Крысин ухмыльнулся. — Они все давно удрапали — и коммунисты, и активисты.

— Я, кум, так понимаю: отойдут еще немного наши, а потом поднакопят силенки и нажмут. Или будем жить в неволе?

— Видишь ли, — Крысин раскуривал цигарку и громко чмокал губами, — кому неволя, а кому и…

— Ты что же, кум, — швырнув окурок в траву, вспылил Семен, — думаешь, ежели я отсидел в тюрьме да теперь не эвакуировался, остался здесь, значит, продался? Да будь я без протеза…

— Ужо насолишь ты им, — с издевкой сказал Крысин. — У них сила! А мы? Они вон Москву взяли…

— Брехня. Вчера только слышал по радио: на дальних подступах к Москве идут упорные бои.

— Это вчера. А нынче ночью взяли. Я тоже не от дятла слыхал, — врал Крысин.

— Все равно наша возьмет. Народ весь поднялся. Вас небось полк, а то и больше в лесу. Не верю, чтоб Советскую власть сломили.

— Да, — вздохнул Крысин, — дела… Но ты напрасно думаешь найти кого-то. Я послан командованием для связи с партизанами, весь лес исколесил и ни души не встретил. Все драпанули, все.

Слава хотел крикнуть: «Врет этот Крысин! Мы и есть партизаны!» — но сдержался. Может, он говорит так не случайно, а преднамеренно, вводит в заблуждение.

— Есть, кум, есть!